— Перед тем как начнем интервью, я хочу попросить официанта бокал вина.

— Попросите два!

— Брависсимо!

— Вашего отца называют «крестным отцом Бароло». Какое место занимаете вы в иерархии семьи?

— Начнем с того, что я единственный не энолог за три поколения семьи Кьярло. Я коммерсант, отвечаю за продажи и за маркетинг. И я гендиректор нашей семейной винодельни.

— То есть фактически кошелек.

— Нет, кошелек — это мама. Она играет наиважнейшую роль, потому что она остаётся в офисе подписывать все счета и чеки.

— Во сколько лет вы попробовали вино?

— Когда мне было шесть лет. У нас по традиции бабушки делают десерт сабайон. И чуть-чуть добавляют муската. Вот почему мы так начинаем нашу карьеру. И если мы говорим об Италии, то где-то в 14-15 лет в семье предлагают детям уже начинать знакомиться с вином.

— В 14 лет вы начали знакомиться, а сколько вам было лет, когда вино открыло вам свои тайны, вы стали его понимать?

— Давайте начнем с того, что до того, как я стал производителем, я был любителем вина. Мне нравится вино, мне нравится обстановка вокруг. Но великие вина Бароло я начал открывать, понимать после 30-ти.

— Это продолжительный срок.

— Потребовалось больше времени для того, чтобы оценить это вино, потому что в период между 20-ю и 30-ю годами мне нравились более питкие, более легкие для понимания вина. А после 30-ти я начал пить и начал чувствовать ароматику, я стал задействовать нос. И когда ты начинаешь уже понимать органолептику, используя все возможности носа, ты пьешь либо бароло, либо пино нуар.

— Интересно, то есть нос все-таки не нужно исключать?

— Для нас, для пьемонтских вин нос важнее, чем вкус. Но нам также очень интересен сам цвет вина.

— Цвет?

— Да, мы даже создали осветительный прибор — лампу для сомелье — для того, чтобы можно было точнее определить оттенок вина. При производстве используя технологии OLED.

— Это ваша семья придумала?

— Да, это придумала наша семья. Это современная версия свечи, версия 2.0. Когда-то сомелье ходили, подносили свечу специально к бокалу, чтобы можно было определить, какой оттенок у вина. В отличие от свечи, вот этот OLED не нагревает, он освещает бокал, но не дает тепла. И этот свет распределяется равномерно, в отличие от свечи и других осветительных приборов. Это очень важно, когда вы хотите оценить цвет всего вина в бокале.

— Вина Бароло середины прошлого века были так себе. С тех пор оно улучшается. Есть предел совершенству?

— Совершенства не существует. Потому что винтаж на винтаж непохож. Если мы хотим обозначить поворотный момент, который для истории Бароло играет основополагающую роль, это 1984 год. В этот момент Микеле Кьярло и еще один производитель Бароло начинают первыми из виноделов в Пьемонте применять зеленый сбор. Зеленый сбор — это важнейший фактор для того, чтобы получить виноград высочайшего качества. И еще одна дата, которую я бы обозначил, это 1988 год. Почему? Начинают определять момент сбора урожая, не руководствуясь pH уровнем или уровнем сахара или чем-то еще, а исходя из степени фенольной зрелости винограда. Бароло невероятно важно иметь созревшие, округлые танины. Еще мой дедушка говорил: «Если бароло рождается с зелеными танинами, оно и умрет с зелеными танинами.» Вам в этом отношении важен виноградник, потому что виноградник — это то, что создает отличие одного бароло от другого.

— У вас в Италии самый дорогой виноградник — Каннуби, да?

— Пьемонт как винодельческий регион базируется на виноградниках, а не на производителях. 

Вот почему некоторые виноградники очень дорогие по стоимости. Потому что на этих исключительных виноградниках создается то, что нигде в мире, ни одному из виноделов создать больше не удастся. А именно — создавать вина, которые будут становиться только лучше, эволюционируя 20-30 лет.

— Долго.

— Первое бароло, которое произвел мой отец и которое было выпущено на рынок, это 1958 год. В прошлом году его выставили на «Christie’s», на аукционе, открыли — оно было замечательное.

— Сколько за него заплатил покупатель?

— 2500 евро. В прошлом бароло производилось действительно с таким долгим периодом ожидания — 20 лет, 30 лет, и это великое вино спокойно жило, развивалось и становилось только лучше. Сейчас произошел скачок, и бароло уже можно пить молодым, получая от этого наслаждение.

— Молодое это сколько лет?

— Здесь нет строго оговоренных правил. Всё зависит от года. Есть год, когда лето более жаркое, есть год, когда лето более прохладное. Если мы говорим о жарких годах, таких как 11-й, 15-й, 17-й, 18-й года, то мы говорим о том, что вина будут готовы, созрев через пять лет в среднем. Если мы говорим о великих классических винтажах Бароло, о таких, как 13-й, 10-й, 4-й и 1999 год, то здесь минимум нужно подождать 7 лет.

— Почему Бароло можно считать великим вином?

— Потому что это одно из крайне немногочисленных вин в мире, к которым применимо такое понятие, как комплексное вино. Для нас комплексность означает одно — ты наливаешь вино в бокал, начинаешь пробовать, через 10 минут ты перепробуешь его, через 20 минут ты снова перепробуешь его — и это три разных мира, которые для тебя открылись. Для нас великие вина это не суперфруктовые бомбы, это не суперинтенсивность, это не супернасыщенность, не супермощь, которые вы чувствуете в бокале. Для нас великое вино — это то вино, которое каждый раз вы, используя нос, открываете для себя с другой стороны, с другой грани, в том же самом бокале.

— Изначально вино был напиток ну… вместо воды. Для чего так было усложнять его?

— Для нас вино — это был продукт питания.

— Да! Зачем его так усложнять?

— Мы никогда не имели цели что-либо усложнять. Комплексность — это не сложность, не усложнение. Как бы хотелось объяснить наш подход к такому понятию, как комплексность… Мы делим все дегустации на две части. В первой половине дня мы проводим все технические дегустации со специалистами, с производителями: оцениваем вино по всем параметрам и находим, что в нем и где, разбираем его как оно есть. Вечером те образцы, которые победили на той дегустации, мы отвозим домой и устраиваем ужин с друзьями и оцениваем, какая из этих бутылок быстрее была выпита до дна. Потому что для нас важно еще то, какое вино выберет для себя потребитель, от лица которого вы говорите.

— Единственные конкуренты у вас в мире — это французы. Вы это чувствуете, конкуренцию с ними?

— Давайте начнем с того, что мы пьемонтцы. Что мы имеем в виду под понятием «пьемонтцы»? Если вы приедете в Пьемонте и услышите, как говорят на местном диалекте, вы поймете, что он очень сильно похож на французский язык. У Пьемонта исторические связи с Францией очень и очень тесные. Мы себя чувствуем очень близкими Бургундии. У нас общие корни. Мы — и те, и другие — либо сыновья, либо внуки крестьян. И как раз это нас и отличает от той же Тосканы или Бордо — там элита из аристократических семей. Но, в конечном итоге, это Италия 4 раза завоевывала титул чемпионов мира по футболу. Вот для нас это важно.