Самый приятный из парадоксов заключается в том, что лишние ожидания и надежды обычно оказываются ложными, не оправдывают себя, а порою и вовсе разочаровывают, тогда как любое отсутствие ожидания при готовности к худшему, наоборот, ярче высветляет счастье, когда всё складывается. «Когда ни на что не надеешься, это прекрасно: единственный способ не разочаровываться», – говорил герой Сергея Юрского в первом советском авантюрном кинодетективе «Ищите женщину». Главную роль там играла Софико Чиаурелли, любимица Сергея Параджанова, юный поэт Саят-Нова и его же муза из фильма «Цвет граната». Армения, историческая родина великого режиссера, тонкого визуализатора и эпатажника, на поверку оказывается местом, которое не может не рифмоваться со счастьем, даже если не ждешь: тихим и молчаливым, как Арарат и спящие пустынные горные хребты в сторону Карабаха, но надвигающимся и исчерпывающим.

Магазинчики под общей вывеской «Дары Армении» продолжали работать долгое время в каждом из более-менее крупных городов постсоветской России даже после того, как союзные республики признали свою независимость: и до сих пор поисковая строка Google предлагает найти их в Ярославле, Волгограде, Нижнем Новгороде. «А вот разливайка в московской «Армении» на Тверском бульваре закрылась», – с тоской отчуждения вздыхает Иван Глушков, гастрономический обозреватель GQ, пока мы вспоминаем о чаче, попивая армянский коньяк. Но это будет чуть позже, когда ощущение счастья только начнёт высветляться. Пока же, в самолете «Аэрофлота», следующего рейсом «Москва – Ереван» (таких четыре в сутки, и цены на билеты, между прочим, немаленькие), первым делом ждёшь встречи с той самой значительной, полуразваленной постсоветскостью. Бортовой журнал, как нарочно, предлагает статью урбанистического толка – о применении вулканического туфа при строительстве зданий в Армении. «Ломается мел, и крошится ребенка цветной карандаш»: розовый, кремовый, белый и ещё семидесяти оттенков песка пористый туф немедленно очищает сетчатку глаза и возвращает тебя к бессознательному периоду строительства песочных замков у воды, пока твои молодые родители то спинами, то животами поворачиваются к солнцу. Архитектор Таманян в 20-е годы прошлого века лучше других понял, что солнечный свет даст городу естественный загар, если отказаться от кирпича. Благо камня в Армении столько – бери не хочу.

Вино и коньяк, кажется, тоже можно черпать из родников и фонтанов. Вспоминается апрельский случай в Ереване с Канье Уэстом, который, чтобы сблизиться с соотечественниками своей супруги Ким Кардашьян, прыгнул в озерцо и был немедленно заключён в объятия прибежавшими к нему на помощь армянами. Канье не поспорил бы, что в тот момент опьянел, но, конечно, не буквально. Огромный макет винной бутылки встречает туристов на первой же кольцевой развязке по дороге из аэропорта Звартноц, чем-то по своей организации напоминающего Руасси – Шарль-де-Голль, только здесь воздушными воротами управляет аргентинская компания, проводящая реконструкцию. Бутылка-гигант не просто нависает над путешественником, недвусмысленно намекая на времяпрепровождение в стиле itsmywine, но сама собою это время образует: находясь в центре кольца и точно отбрасывая тень на окружность, она представляет собою не что иное, как солнечные часы. Счастливые их здесь не наблюдают. Поэтому вполне могут проспать утреннюю экскурсию на коньячный завод, если вечером не могли остановить армянское застолье.

«Мне утро армянское снится, когда выпекают лаваш…». Ради искреннего гостеприимного стола стоит доехать до ресторанного комплекса Tsirani, что к северо-востоку от Еревана: вы ещё не знаете, а там уже наверняка жарится телёнок на вертеле. И непременно две женщины (иначе ничего не выйдет) готовят лаваш в тандыре. Одна из них тонко-тонко раскатывает тесто – ничего кроме муки и воды, – потом с ловкостью трюкача бросает его, развернутое, как космический зонд, своей напарнице, та подхватывает его, не моргнув глазом, и растягивает, словно наволочку на деревянной подушке, по всей площади приспособления, похожего на пресс-папье. С помощью этой деревянной подушки слой теста укладывается на внутренней стороне тандыра – керамической жаровни, уходящей под землю, с вечным огнем на дне. Тесто налепляется каждой стороной к раскаленной стенке, пока лаваш не будет готов. Едят его обязательно с сырами, овощами и невероятно свежей зеленью: базилик, кинза, петрушка, кресс-салат. Из обязательного к употреблению – ачар, местная крупа, античная пшеница вроде древнерусской полбы, приготовленная на манер ризотто. Подают её как раз с телёнком, и его соком каша пропитывается. Для особо гуманных к животным – хороший компромисс, а съесть можно до полкилограмма за один присест. То есть про долму и говорить не обязательно.

Сам Ереван – город, где просыпаться приятно: Армения не выходит к морю, но ты всегда слышишь легкий клокот под балконом. Улица шумит и волнуется. Сигналят автомобили, перекрестки дорог с высоты этажа кажутся пересечениями муравьиных троп, где на мгновение скапливается хаос, но также мгновенно рассасывается силой необъяснимого внутреннего порядка. Столичный город по настроениям похож на старую Европу – вроде нынешних городов на территориях Древнего Рима или Греции. С утра лучше всего добраться до Каскада – этот ландшафтный комплекс он же арт-центр под открытым небом создал Джерард Гафесчян, американо-армянский предприниматель, экономист и меценат, совладелец легендарных West Publishing, Jamba Juice Company и – что характерно – винодельческих заводов в Италии и Венгрии. По всему периметру разбросаны работы знаменитых скульпторо – чего стоят только Фернандо Ботеро или Барри Флэнаган. Но смотрят там все, конечно, на Арарат: в тёплый сезон слишком интенсивна дневная дымка, скрывающая величие двух гор-побратимов, а ранним утром сверху их удается разглядеть отчетливо.

Есть Большой и Малый Арараты. Но есть и тот, чьи габариты и значение не обсуждаются. Этот «АрАрАт» рифмуется с Арменией на протяжении последних 120 лет, стоит он прямо при въезде в город, возвышается над мостом Победы и сам собою похож на древнеармянский замок в новом прочтении. По сути это единственный коньяк на территории бывшего СССР, который все эти годы производится по французской технологии. Спасибо за это можно сказать знаменитому предпринимателю Николаю Шустову: он не только муссировано рекламировал армянский коньяк с самого конца XIX века, но и взял себе в управляющие человека с образованием, полученным во Франции; так что хранилища для выдержки коньячных спиртов, перегонные аппараты и французские дубовые бочки – всё это, что называется, аутентичное, прямо из Коньяка. В конце 1990-х сюда снова пришли французы, разглядевшие в «Арарате» потенциал и выкупившие завод у российского правительства за $30 миллионов. У армянского коньяка (хоть формально это и бренди) с потерей советских ГОСТов появились новые стандарты производства, ничем не отличающиеся от тех, что действуют в провинции Коньяк. А ведь когда-то и Мкртич Мусинян, тот самый управляющий Шустовского «Арарата», позволял себе выпускать коньяки под названием «Фин-Шампань»!

Середина сентября – самый пик сезона урожая, и пробка из грузовиков, нашпигованных виноградом, тянется на километры: начинается эта нескончаемая вереница минут за 20 до подъезда к филиалу Ереванского коньячного завода. Это частные фермеры привезли сырьё для коньяка, они – основные поставщики. Завод покупает исключительно местные сорта по 150 армянский драм за килограмм (20 рублей или 30 центов). Раньше бывало, что во время приёмки винограда начинался чуть ли не танец с саблями. Теперь всё автоматизировано, включая процедуру взвешивания, и строгий энолог проверяет, не подмешал ли кто испорченного винограда, которым теперь даже скот не накормишь, к местному кангуну (особо устойчивый к болезням эндемичный сорт). Всего же из 27 известных сортов, растущих в Армении, на производство коньяка идут порядка пяти: мсхали, гаран дмак, воскеат, кангун и исконно грузинский, но самый популярный здесь – ркацители. Естественно, и дистилляция, и выдержка по каждому сорту проходят отдельно, и смешиваются спирты только при купажировании.

Урожайное время для «Арарата» ещё и потому, что в этом году на заводе представили бутылку, которую давно ждали, и если бы можно было уместить на этикетке все звёздочки, их было бы 30. В купаже тридцатилетнего коньяка «Эребуни» – так называется древний город, с которого начинался Ереван – участвуют больше тридцати винтажных спиртов, самый старший из которых 1934-ого года рождения. Можно смело обращаться к помощи нумерологии, но лучше – к специалистам коньячных дел Вардану Арутюняну и Филиппу Тибо – армянину и французу, работавшим над созданием «Эребуни». «Это был настоящий вызов», – обменивались успехами мастера во время презентации, на которую среди других пригласили директора Государственного Эрмитажа Михаила Пиотровского: его отец Борис исследовал историю древней Армении и руководил раскопками на территории крепости Эребуни, которая при его содействии стала музеем в Ереване современном. Исторический круг замкнулся.

Когда держишь в руках бокал с коньяком, на который нанесено его название (и название горы), надписью от себя – выпивая, читаешь в зеркальном отражении сквозь стекло: «ТАРАРА». Но при всём его доминировании, пить в Ереване, чтобы было «та-ра-ра», можно не только коньяк. На улице Мартироса Сарьяна, недалеко от подножия Каскада и Площади Европы есть совершенно неместная винотека In Vino. Дело не только в том, что здесь обычно тусуются экспаты, слушатели Американского университета Армении, но и в том, что такую винную полку можно встретить разве что в Италии или Испании, и то придётся поискать. А некоторые армянские вина, представленные здесь, получили по несколько восхищенных отзывов и наград американских и французских винных критиков (говорят, что вино Karasi Zorah, которое выдерживается в том числе в глиняных амфорах, закопанных в землю, заинтересовало саму Дженсис Робинсон). Много симпатичных барчиков есть на улице Пушкина. Случайно наткнуться стоит на Calumet, этническое заведение с баром и музыкой, чтобы выпить там, например, шот DooDoo с абсентом и гренадином и никогда про него не забыть, если даже будет сложно вспомнить. Главное – обратить внимание на располагающий сервис.

Но самое незабываемое в Армении – это всё-таки камни. Камни и их искреннее молчание. Если удастся попасть в монастырь Нораванк, стоящий на обрыве скалы к юго-востоку от Еревана, или в языческий храм Гарни, построенный в I веке нашей эры по древнегреческой традиции (туда предлагают экскурсии все местные турагенты), вам несказанно повезёт. Аскетичный архитектурный стиль, лаконичные формы и сами скалистые пейзажи вокруг заставят понять свою исключительную бренность. Это, в общем, и так понятно, что человек – песчинка, но сам опыт этих мест и приобретенная со временем мудрость, которой обладает пространство, видевшее больше других, высушивают изнутри повседневные путанные мысли, всю склизкую суетливость и нервозность – до состояния голой пыли, песка. К концу 1920-х Осипа Мандельштама мучал затяжной кризис, несколько лет он не писал стихов. Говорят, именно Ахматова натолкнула его на мысль отправиться на Кавказ – путешествовать по Армении и после по Грузии. Вернулся он обновлённым. И написал поэтический цикл «Армения». Не странно, что в самолёте «Ереван – Москва» чувствуешь себя зарифмованным спокойно, ясно и сдержанно. В этом, а ни в чём другом материальном, армянское богатство.