«Вино — это правда в последней инстанции»
Автор «Библии вина» рассказала о работе над книгой
Американская журналистка и писатель Карен Макнил известна ценителям вина, в первую очередь, как автор монументального труда «Библия вина», впервые опубликованного в 2001 году. С тех пор тысячестраничная книга была переиздана несколько раз, а суммарный тираж превысил 500 тысяч копий. К выпуску полностью переработанного издания книги, который намечен на октябрь этого года, ItsMуWine перевёл интервью МакНил американскому Forbes, в котором она рассказала о работе над вином и словом.
- Перво-наперво, расскажите, почему собственно вино?
- Я думаю, что вино — это практически правда в последней инстанции. Здесь всё очень просто: я, как и любой, кто любит вино, понимаю, насколько оно меняет мировоззрение. Я принадлежу к тому типу людей, которые любят потягивать вино. И мне нравится это и с эмоциональной, и с философской точки зрения. Потому я и хотела раскрыть его тайну.
- Как вы вообще относитесь к писательскому ремеслу?
- Я всегда считала, что должна делать два дела сразу: пить хорошее вино, по-моему, настолько же важно, как и хорошо писать. Это первое. Второе - я постоянно мучаюсь со своими текстами. Я думаю о каждом слове, я никогда не позволяю себе использование не совсем точных синонимов и, надеюсь, что такая моя работа заметна читателю.
- Вы говорите о том, что пытаетесь достичь каденции (имеется в виду виртуозное владение словом - прим. ред.)?
- Совершенно верно. Письмо, как музыка, имеет каденцию. Например, фраза «соль и перец» в тексте может значить совершенно иное прочтение, чем «перец и соль». Я думаю каждом предложении, потому что только так можно выстроить правильный ритм всего текста и завоевать больше читателей. Это как с музыкой: приятно слушать только то, что имеет гармонию и мелодию.
- В «Библии вина» более тысячи страниц, а вы во время написания попробовали более десяти тысяч вин. Расскажите, какой была ваша стратегия при организации всего этого материала?
- Мы работали совершенно по старинке. У нас был координатор дегустаций, которая вносила в таблицу все вина — те, которые мы просили; те, которые мы не просили; те, которые мы только планировали попросить; те, которые она уже купила и те, которые лишь собиралась приобрести. Затем она собирала дегустации, согласно какой-то логики: будь-то мерло или совиньон блан со всего мира. Обычно мы проводили по две дегустации в неделю, на каждой из которых пробовали по четыре-пять вин. У нас был официальный дегустационный лист, в котором мы писали комментарии к каждому из вин и делали пометки. Некоторые люди делают записи на компьютере, но для меня важно видеть мой почерк — именно по нему, а даже не по записям, я понимаю, что в действительности я думал о вине в момент дегустации. Любой, кто посылал нам образец вина, может обратиться к нам, и мы расскажем, что мы о нём думаем. Не стоит надеяться, что мы будет его хвалить, но уж точно сможем дать вдумчивый ответ.
- И всё-таки как вам пришла мысль построить логику повествования вот так просто?
- Во время работы я собирала куски из всех когда-либо сделанных мною интервью, работала с научными сотрудниками и обычными журналистами. В итоге я разложила все материалы на столе и начала думать над тем, как их связать наиболее правильно и логично. Ничего не выходило, и тогда я представляла 40-летнюю женщину, которая заходит в мой кабинет. Она умна, и она любит вино. Она садится в кресло, а я начинаю рассказывать ей свою историю. Так всё и вышло.
- Что было самым трудным при работе над книгой?
- Я не писала её последовательно, поэтому отдельные главы мне давались намного сложнее других. Обычно я писала сначала какую-то тяжелую главу, затем переключалась на что-то, что дается мне легко, потом вспоминала о каких-то исследованиях, касающихся вина, о котором я уже знала многое. Как писателю мне было страшно окончить книгу, оставшись с кучей сложных вопросов. В какой-то момент у меня появился соблазн оставить в итальянской главе лишь два слова: «вкусный хаос», а затем написать «теперь давайте перейдем к Испании». Люди думают, что мне тяжело дались главы про Германию и Португалию, но их написание — это ничто по сравнению с Италией. Италия — это кошмар писателя. Это одна из немногих частей книги, в которой я не уверена до сих пор.
- А что было самым простым?
- Самым простым было то, что написание приносило мне радость. Я каждый день с удовольствием бралась за новую главу. Каждый раз всего по несколько часов. Это не было слишком легко, я мучилась, но не боялась этого. Я находила утешение и комфорт в самом процессе написания. Я стала плотником, который получает удовольствие от одного лишь запаха древесины.